Вход

– Мои дети не играют.

– Что они делают?

– Они готовятся прожить жизнь.

Где та невидимая грань медлу историями и воспоминаниями? Между жизнью и восприятием жизни? Между тем, что существует и тем, что кажется? Какими вещи являются на самом деле, если мы не смотрим на них и о них не думаем?

Конечно, эта книга не даст ответы на эти вопросы. Скорее — она их задаст.

И, дав читателю найти ответ, который лежит на поверхноти, перевернет страницу. И тут начинается самый большой плюс «толстой тетеради». Поверхность оказывается иллюзией. И ответ летит куда-то вниз. Все дальше в пустоту, все дальше в пропасть, все дальше в одиночество. Это — трилогия. Но каждая следующая часть абсолютно переворачивает с ног на голову все, что ты уже успел представить. И да, это и было тем самым «главным плюсом».

Стоит ли читать «Толстую тетрадь»?

Как учат нас главные герои, близнецы Клаус и Лукас, писать нужно только факты. 

Поэтому мы просто пойдем дальше.

Эта книга под знаком слишком. Слишком прямолинейная, слишком правдивая, слишком жесткая, слишком откровенная, слишком отвратительная, слишком беспощадная, слишком отстраненная, слишком пронзительная.  Если вы готовы к этому, тогда — вперед. Вы предупреждены.

Ведь «Какой бы грустной ни была книга, она не может быть такой же грустной, как жизнь».

И, кроме того, хотя это история о близнецах, одного из них, видимо, и в самом деле никогда не существовало. Временами мне нравится думать о том, кого именно.

Лица на поблекшей фотографии.

Мы просто не даем обещаний. Потому что знаем, что не сдержим их. 

Этот свет в конце туннеля. Далеко- далеко гаснет свет. Оставляя нас позади.

Все могло бы быть по-другому. Но почему-то произошло именно так.

И я сижу в своей комнате с чужими блогами на экране и чужими мыслями в голове. 

Мимо проходят люди, куда-то навстречу весне, пилигримы и бродяги с осколками стихов и старых книг. Мне иногда кажется, я их знаю. Этих пленников дорог и расстояний. Но они идут мимо, оставляя меня наедине.

Слишком много народа, слишком много людей. Создают слишком много проблем и говорят о слишком разных вещах. Я хожу по кругу, увидев миллионы лиц, улыбающихся или счастливых.

Эти улыбки на переодетых лицах.

На что они были похожи?

Слишком много упущенных шансов и изломанных историй. Я хожу по бульварам, наступая на чужие, менее удачные, судьбы. Икары распластались на асфальте. И скрюченные крылья скрипят под моими ботинками.

Куда они шли, эти пленники новой земли?

И о чем пели они по дороге?

Хожу по кругу, выслушав слишком много точек зрения, Все это утомительные, пустые разговоры. Без которых я мог бы и обойтись.Я бы удивился, если бы снова стал видеть ситуацию своими глазами. И погасший свет стал бы чем-то кроме перегоревшей лампочки. Интересно, могу ли еще видеть сам, без чужой помощи? Интересно, могу ли разглядеть мир без старых дутых очков?  Интересно, под этими кривыми спасающими стеклами —  ослеп или прозрел? Интересно, куда иду я в поисках новой земли?

Мои стихи теперь ничего не стоят. Все могло бы быть по-другому, но произошло именно так. Я не мог дать верный ответ. Или мог. Этого теперь уже не узнать.

Но, можешь ли ты поклясться, что при наличии второго шанса — ты не поступил бы точно так же?

 Чужие мысли иногда могут закрывать собственные пустоты. Фонари потухли, и делать совсем нечего. Мои ответы разваливаются так же быстро. 

Скоро вечер.

Если в этом и был смысл, то он давно остался где-то дальше по дороге.

Скоро вечер.

Разбудите меня весной, когда будет пора уходить.

Скоро вечер.

А теперь — гасите свет.

И по радио целыми днями пели про любовь...

Я хочу смеяться.

И я смеюсь, когда восходит солнце.

Может, я — маленький забавный дурачок, но, черт возьми, я — счастливый дурачок.

Нужен ли повод для счастья?

Или для его отсутствия?

В этом стоило бы разобраться как-нибудь холодной позавчерашней осенью.

Но сегодня — все прекрасно. Ведь я жив и вокруг солнечно.

Ты можешь не помнить мелодии, но это — совсем не страшно.

Тихий солнечный рок-н-ролл уходит из старого дома.

Просто совершайте те поступки, которые сделают вас немного счастливее.

В этом и был смысл в конце концов. 

«Наша жизнь — это песня. Каждый момент, поверьте, это — музыка.»

На улицах звучит собачий лай,

На дворе темнеет.

Когда на город опустится тьма

-Их голоса затихнут

И беззвучная ночь разорвется

Звуками, раздающимися в моем сознании

One Too Many Mornings (Bob Dylan)

Ночные посиделки с компьютером и пролетающими мимо мыслями.

— Что такое бессонница?

— Это — когда овцы измеряются четырехзначными числами.

Открываешь окно, а там — пустота. Тишина и пустота, которой ни до кого нет дела. И, кажется, можно поверить, что ты — один во всем этом мире. Что все, что существует вокруг — просто игры больного вообраения тихого зимнего вечера. Что наши истории — лишь перефразированная пустота, а сами мы — жалкие тусклые фонари возле больших дорог.

Что ж, ничего нового.

Я даже готов с этим смириться.

Когда-нибудь мы все сойдем с ума.

Или не сойдем. 

Вопрос — не в этом.

Вопрос в том — Как бы мне уснуть.

Смотрю старые концерты Боба Дилана, напеваю песни, которым днем не останется места.

И гуляю босиком по пыльной квартире в поисках забытого сна.

Вооброжаемые овцы летают возле ламп и торшеров, насвистывая «master of war».

Их так много.

Этих овец.

Они захватывают мой дом.

Чтобы выселить меня со всеми моими разговорами и подсчетами.

Когда-нибудь мы все сойдем с ума.

Или не сойдем. 

Вопрос — не в этом.

Вопрос в том — Как бы мне уснуть сегодня.

bianki.mypage.ru/chto-mi-chitaem-i-pochemu/predlagau_konkurs_1_1_1.html

Мой список немного запоздал. Как же без этого.

Ну, он, в принципе, бесполнзный. Оставлю просто как обещание. 

Как немного хороших книг, но откуда мне знать — я их не читал.

Все эти флешмобы-конкурсы-вопросы. Хотя бы весело. Иногда.

И пропадает желание доставать всех со своей чертовой недожизнью.

По следам на снегу я искал свое старое тихое местечко. 

В этом состояла наша надежда.

В этом состояла наша история.

Все наше ночное заблуждение состояло в этом.

Скамейка, на которой выцветшим июльским днем так приятно почитать какую-нибудь летнюю книгу, яблоня, где я сидел одиноким августовским утром, собачья будка, в которой живет кот-маргинал, наши с Олей фильмы ужасов с фонарем июньским вечером, дурацкая невыкопанная картошка, чтобы потратить свое время с пользой, монгал, на котором я всегда готовил шашлыки, напевая «Walking Disaster» , шаркающие шаги по теплому асфальту и тихие разговоры но вечерам в старой беседке.

Как можно продолжать, когда знаешь, что это теперь — часть совершенно чужой жизни? Как можно продолжать, если знаешь, что никто уже никогда не вернется? Как это сделать, если все что осталось — обрывчатые воспоминания и лоскутный коврик? Если, когда ты увидел небо, тебе вдруг стало нечего сказать?

Когда-нибудь я растеряю все свои сегодняшние воспоминания. И тогда у меня не останется ничего взамен. Тогда единственный выходом будет петь холодные осенние блюзы о перелетных птицах. Или молчать.

И по занесенным временем следам, я искал на снегу свое место.

Я искал на снегу свой старый растаявший дом.

Я искал на почерневшем снегу свое прогнившее детсво, покрытое пылью.

Собаки, деревья, огороды, кирпичи, доски, окна.

Как будто мы никогда ничего не значили.

Вечер протягивает руки и стучит в плотно закрытые окна.

Квартира тихо запирает входные двери и превращает все наши разговоры во что-то незначительное.

И завтра следует за сегодня.

А сегодня — за вчера.

Где-то на кухне. Джон Леннон говорит мне — «Если тебе одиноко».

Говорит — «Ты можешь поговорить со мной».

Где-то на кухне. Он заваривает мне немного очень крепкого черного чая, только потому, что у нас опять закончился кофе.

Алиса сидит на стуле и пьет свой перезаваренный чай.

Странный парень в круглых очках надевает свою огромную шляпу.

— Какой сегодня прекрасный день, чтобы пить перезаваренный чай — говорит один медведь, совсем не похожий на Мартовского Зайца.

… Говорят где-то тут шляется Чеширский кот...

— Что с тобой, Алиса?

… Если и было что-то общее у Ворона и Письменного стола, то это бы нас не спасло...

— Что с тобой?

… Зеленое небо растворяется в мандариновом солнце и тонет в желтом рассвете...

— Что с тобой сегодня?

… Голубые леса заполняют наши мысли каким-то подобием лета...

— Что с тобой?

… Алиса смотрит на недопитый чай и видит свой утенний кофе...

— Ничего особенного. Еще один вид одиночества. Измеряется в вас — Отвечает она. — Ничего особенного.

Мишка заходит в кухню, садится на соседний стул.

Леннон тихо улыбается, поет последнюю строчку «hey, bulldog» и растворяется в перезаваренном чае.

-Чем ты тут вообще занимаешься?

 Отвечаю.

-Ничего особенного.

И допиваю «черный очень крепкий».

«Не все дома, но все пьют чай» — как говорил один неплохой математик из Дарсбери.

Как говорил один неплохой математик из Дарсбери — «Не все дома, но все пьют чай».

Я освобождаю себя от попыток быть счастливым.

Немного горячего чая, сухой сгаретный дым и дорога, которой нет конца.

Было ли нам нужно что-то еще?

Ты бежишь из прошлого в будущее, из одних проблем в другие, из старого города в совершенно новый.

Попытки добраться до цели. Все хотят от тебя чего-то нужного, гениального, целостного.

Все хотят от тебя чего-то такого, что ты не можешь дать.

И лишь дорога оставляет тебя равнодушным наблюдателем.

И лишь дорога дает ощущение полного покоя, вечного примирения и тихой вечерней усталости.

Я уснул на рассвете и, проснувшись на закате, осознал, что наш путь еще не завершен.

Природа тихо умирает за моей спиной, фонари проносятся мимо потухшими обломками свеч и пустое шоссе, Бесконечное пустое шоссе, дарит чувство полного одиночества и абсолютного опустошения.

А я — я сижу и ужинаю бутербродами с сыром, наблюдаю, как в милях и милях от меня догорает вчерашний рассвет и слушаю радио.

Старый вор отправился в свое последнее путешествие.

Чтобы спокойно уснуть где-то на западе.

Один из старых неинтересных дней, которые не предвещали ничего хорошего. 

Идешь по заснеженным улицам, празднуя начало нового дня. Заснеженные дороги выводят к оживленным улицам. И светофоры переключают жизнь справа налево.

Путь в новый город ведет через голубые зимние рассветы.

И я делаю глубокие шаги.

Эй

Мама, положи мое оружие на землю.

Мама, забери все эти ордена.

Мама, только положи мое оружие на землю.

-----------------------

Эта старушка. Она стояла возле перехода.

Слишком много снега и льда, чтобы идти в одиночку.

«Возьмите меня за руку, если так будет лучше.»

Она выглядела страшно, да.

Мне с трудом верилось, что когда-то она была такой же, как я.

Лет 70-80. Старая залатанная куртка, руки в каких-то язвах или ссадинах, насквозь желтые обкусанные когти и помутневшее от времени золотое кольцо.

Всю свою жизнь я старался избегать стариков, честно сказать – они меня пугали, своим видом, своими речами, своими проблемами и… своим запахом. Вы должны понимать меня, если когда-нибудь были дома у старого, по-настоящему старого и одинокого человека. В детстве я ломал себе голову – чем они пахнут? Чем пахнут старики? Этот запах нельзя было классифицировать или найти ему похожий: в больницах пахло медикаментами, в подвалах – сыростью, даже деньги пахли чем-то железным! Но чем пахнут старики?

Смертью. Возможно впервые в жизни это ударило по мне с такой неотразимой ясностью.

Смертью.

Мы шли через дорогу, оставляя мое оружие лежать на земле. Что ж, оно мне больше не понадобится. Белые тучи вокруг сгущаются. И лед под ногами трещит чьими-то несбышимися крыльями.

Бабушка, которая идет со мной.

Ее рука — сухая, морщинистая и крепкая.

Ее золотое кольцо впивается мне в руку.

Мы идем вместе. Проводник и ведомый. 

И кем же оказался я?

… Все те ордена, которые остались лежать на снегу где-то за повортом...

Дорога заканчивается, и я думаю о своем пути в новый город.

Она опускает руку.

Я опускаю руку.

Не выслушав «Спасибо» и прочие условности, быстро поднимаю с земли свое оружие и бегу через снег куда-то, где можно будет забыть ночь и жить в лазурных лесах.

Нас всегда пугали старики. Потому что это — то, что ждет нас по пути в новый город. Те виды, речи, проблемы и… запахи, которые будут ждать где-то за поворотом. Те войны, на которых еще предстоит сразиться. Те люди, в которых нам предстоит прввратиться, оставив свои роли новым страннкам и бродягам на пути к уже чужому будущему.

Помню, как добежал до дома. Как никак не мог найти в кармане ключи. Как открыл все окна холодному городскому ветру. Как чувствовал на своей руке чужую. Сухую, морщинистую.

… Не знаю, что с ней стало. И не хочу знать.

Знаю только, что я не один час пытался избавиться от этого запаха – тяжелого и страшного. Но ничего не помогало. 

Очередной день, вырванный из последовательности.

Я гуляю по белым коридорам и светлым улицам где-то поблизости.

Иногда отвратный кофе лучше прекрасного чая. И кому, как не мне, говорить об этом.

Упрямый шел своей дорогой по пути к лесу, где можно будет забыть ночь.

Пилигрим, паломник и бродяга.

А в руке — пластиковый стаканчик с кофе и немного слепой веры в полеты.

Он шел по заснеженным болотам и перевернутым пустыням.

Он шел через миры, которые пахнут можжевельником и апельсиновым соком.

Твердя свое заклинание, которое не стоило забывать.

Был ли я этим старым вором, был ли я этим раненым менестрелем?

Пока упрямый шел своей дорогой. Был ли я тем, кто свернул?

Эти пути. Эти дороги. Они вели в тупик всех, кто осмелился встать.

Мои мысли гуляют по крышам недостроенных домов белыми кошками.

Ты никогда не способен довериться своим ощущениям.

Ты никогда не способен довериться своим историям.

Ты никогда не способен довериться своим мыслям.

И твой путь идет вперед без тебя.

И тебя обманывает тот, кому доверял больше всех. Обманывает он. Человек, который был тобой, когда тебя еще не было. 

И мне хочется сказать — «Я сделал свои выводы».

И мне хочется сказать — «Я не совершу больше таких ошибок».

И мне хочется сказать -«Я изменился».

Но это — не так.

Что ж, как говорят, операция прошла успешно, но пациент умер.

Лишь дойдя до того места, где он свернул с дороги по совету Мирского Мудреца, пилигрим, наконец, почувствовал себя вне опасности.