По следам на снегу я искал свое старое тихое местечко. 

В этом состояла наша надежда.

В этом состояла наша история.

Все наше ночное заблуждение состояло в этом.

Скамейка, на которой выцветшим июльским днем так приятно почитать какую-нибудь летнюю книгу, яблоня, где я сидел одиноким августовским утром, собачья будка, в которой живет кот-маргинал, наши с Олей фильмы ужасов с фонарем июньским вечером, дурацкая невыкопанная картошка, чтобы потратить свое время с пользой, монгал, на котором я всегда готовил шашлыки, напевая «Walking Disaster» , шаркающие шаги по теплому асфальту и тихие разговоры но вечерам в старой беседке.

Как можно продолжать, когда знаешь, что это теперь — часть совершенно чужой жизни? Как можно продолжать, если знаешь, что никто уже никогда не вернется? Как это сделать, если все что осталось — обрывчатые воспоминания и лоскутный коврик? Если, когда ты увидел небо, тебе вдруг стало нечего сказать?

Когда-нибудь я растеряю все свои сегодняшние воспоминания. И тогда у меня не останется ничего взамен. Тогда единственный выходом будет петь холодные осенние блюзы о перелетных птицах. Или молчать.

И по занесенным временем следам, я искал на снегу свое место.

Я искал на снегу свой старый растаявший дом.

Я искал на почерневшем снегу свое прогнившее детсво, покрытое пылью.

Собаки, деревья, огороды, кирпичи, доски, окна.

Как будто мы никогда ничего не значили.