Вход

Не жди, не жди, Приходи скорей

к дубу, где мертвец звал на бунт людей.

Странный наш мир и нам так странно здесь порой,

Под дубом, в полночь, встретимся с тобой.

Я стою здесь раз в месяц и смотрю на онемевшие высотки.

Скажи, что в этом такого?

Холодно. Дождь. Ветер. D., которому никак не надоест мое общество.

Я покорила очередной холм. Флаг было сделать не из чего. Поэтому мы использовали мой белый шарф. Повязали его на ржавый грязный столб. Потом мне стало холодно. Холм пришлось вернуть. Черт. Вот так. Я все еще не уверена, можно ли это было считать покорением. И завтра мы попробуем вновь.

Никто не хочет петь со мной Джонни Кэша, это — совсем печально.

И нас все никак не отпустит.

Я слишком далеко продвинулся по этой дороге, чтобы был шанс свернуть или хотя бы сделать медленную остановку.

Да и стоит ли?

Скажи, будем ли мы когда-нибудь невинными?

Вернемся ли мы когда-нибудь туда, откуда так спешно бежали?

Моя надежда замерзла где-то между вчера и завтра.

Я хочу сойти вверх по этому пути в новый город.

Я гуляю по собственной амнезии, как по перекошенному мосту.

Это так забавно и странно.

Это дает право на слово, которое я не использую.

И, сидя на холме, мне так хочется петь тюремные блюзы.

Сегодня я увидела границы бесконечности.

И, падая вверх, я знаю одно.

Дно совсем рядом.

Надеюсь, мы еще встретимся, мой перепутанный друг,

Надеюсь мы еще встретимся, мой преподобный безбожник,

Надеюсь, мы еще встретимся возле дуба, где на бунт людей зовет еще один мертвец.

Все, что нам нужно — это уверенность в том, что мы все еще продолжаем говорить.

Уже достаточно разные, чтобы стать одинаковыми?

Если хочешь узнать имя — считай меня своим тезкой.

Есть ли в именах толк, когда они написаны на могильном камне?

Такие серые вечера опять повторяются день за днем.

Эти проблемы, преследующие меня, смогут ли они выйти из прошлого в мое исчезающее будущее?

В том, что произошло потом — нет моей вины. В том, что произошло потом — виноват только я.

Ты — потерян. Ты — потерян. Ты — потерян.

Этот мир такой большой и никто не говорит, откуда начать.

Вокруг нас — туман, которому не до чего нет дела.

Я продолжаю веру в то, что ни во что на свете верить нельзя.

Если можно выйти через вход и войти через выход, так в чем же разница?

Если мы падаем, то можно лли сказать, что мы взлетаем вниз?

Если мои мысли пришли в голову еще кому-то, значит ли это, что они все еще мои?

Серые вечера на холме не оставляют в одиночестве и это — совсем неплохо.

«Я в реке, пускай река сама несёт меня», — решил Ёжик, как мог глубоко вздохнул, и его понесло вниз по течению.

Сфера заката, как апельсин без кожуры, освещает палисадники, голые теснящиеся ветви растут из болот — Нью-Джерси, мой отец ведет машину по шоссе к Ньюаркскому аэропорту — шпиль Эмпайр Стэйт, остроконечные вершины зданий, Манхэттен возвышается, как в глазах У. С. Уильямса, над линиями электропередач — шестиколесные грузовики размеренно движутся мимо, проезд мимо Нью-Йорка — я здесь, крошечный под солнцем в бесконечном белом небе, глазею на каркасы новых зданий, и просыпаюсь с карандашом в руке… 11 декабря 1974(Аллен Гинзберг)

Ну вот, дружище, вот ты и снова на дороге… Кажется, я никогда не устану повторять. Мне совершенно не хочется ничего говорить об этом, достаточно просто медленно отключаться от южного голоса Джонни Ван Занта. Вполне достаточно. И я все жду наш последний дорожный рассвет и смеюсь над всеми в мире несмешными шутками. Кажется, мы стали победителями в этой игре? Которую сами же и придумали. Возвращаемся или убегаем из дома? О, тут так легко запутаться. А я жду, когда же это перестанет иметь значение. Хотя, с другой стороны, все оказалось слишком просто. Такие, какими и должны быть, мы превращаемся в пыльных призраков. Останавливаясь, чтобы что-то вспомнить. В наших глазах непостижимые переполненные истины, простые, как три копейки. Что ждет в этом мире, кроме нагретого асфальта и пустынных заправок?

Каждое путшествие — одна  маленькая жизнь.  

Я, кажется, только проснулся.

Бензаколонки  сегодня выглядят, как надгробия.

Ты уверен, что мы все еще продолжаем путь?

Обещала брату, что отвезу его зимой в гости к Деду Морозу, если он сожрет эту чертову манную кашу.

Так что собирайся, укурыш, — тебя ждет полярный круг. 

Как весело. Как весело. Как весело.

Музыка способна спасти мир?

Мне правда не хочется знать.

В чем был ответ на вопрос?

Начинался ли он на «рок» или заканчивался на «ролл».

Достав те старые пластинки с полки,

Могу сидеть и слушать их в одиночестве долго.

 В сегодняшней музыке я души не нашёл,

Мне нравится тот старый добрый рок'н'ролл. 

Old Time Rock'n'Roll (оригинал Bob Seger)

Меня это все ужасно развлекает.

Скажи мне, что случилось, когда ты услышал эту музыку впервые.

Ей нужен рок-н-ролл

Девчонка из маленького городка была Королевой на стоянке жилых автоприцепов

Направляется в город со своими непрактичными мечтами

Motley Crue — she needs rock n roll 

Подумайте, сколько в рок-н-ролле было всякой хери.  Потрескавшиеся ботинки из змеиной кожи, лак для волос, который льется реками,  христианские проповеди Боба Дилана, doors, записывающиеся без Моррисона, фильм «Сид и Нэнси», green day, подделывающие панк, растолстевший Элвис в «комбинезоне из Вегаса» и альбом кавер-версий Duran Duran… Это — далеко не весь список. Но, черт возьми, разве  идиотские прически, неудачные эксперименты и безумные выходки не заставляют нас любить эту музыку еще больше? 

Еще в пять лет Дженни говорила: «В мире нет ничего интересного».

Она включала радио, чтобы развеяться,

Но и там ничего веселого не было…

Но вот однажды она наткнулась на одну нью-йоркскую радиостанцию  

просто ушам своим не поверила:

была невероятная музыка, от которой так и хотелось пуститься в пляс.

Поверишь ли, — Дженни спас рок-н-ролл

Rock and Roll — velvet underground

Вы ведь помните, как это случилось с вами в самый первый раз?

От гамбургских стрип-баров до Альберт-Холла. От огромных стадионов Японии до «туалетных» клубов Нью-Йорка. От деревенек близ Вудстока до бульвара Сансет-Стрип. Для этой истории нет границ. Мы — не первые и мы — не последние. От группы, которая была «поппулярнее Иисуса» до «Никто нас не принимает, но нам пофиг». От изобретателя уселителей такой мощности, что от них лопаются барабанные перепонки, до парня, давшего плохую рецензию на первый альбом Black Sabbath. От сквернословящего Джонни Роттена до физика Брайана Мэя. От «дедушки прога» Иэна Андерсона до «крестного отца панка» Игги Попа. Все это — рок-н-ролл. И каждый — найдет в нем что-то свое.

Вы уже почувствовали этот запах? Сигаретный дым, паршивая еда, дешевое мыло… Да, это — оно.

Ты знаешь, чего ты хочешь? Ты не знаешь наверняка.

Ты чувствуешь, что всё не так, ты не можешь найти утешение.

И ты получаешь меньше, чем рассчитываешь.

Неважно, ведь бог дал тебе рок-н-ролл.

  KISS  - god gave rock-n-roll to you

Музыка способна спасти мир?

Мне правда не хочется знать.

Но если есть, черт возьми, ответ на этот вопрос, то он точно начинается на «рок» и заканчивается на «ролл».

 Отбрось все сомнения

Просто танцуй, танцуй под эту прекрасную музыку...

И все будет в порядке

Rock and Roll — velvet underground

Сижу на пыльном ковре, ищу в сухофруктах для компота сушеные яблоки и слушаю Electric Wave Bureau. 

Происходит слишком много плохого, чтобы обращать на это внимание.

О, сегодня нам просто весело смотреть на падающий снег.

Возможно, завтра — мы умрем, но сегодня — небо вращается в наших глазах.

Оляля, ничего серьезного.

Совсем ничего.

Возможно — завтра наша боль станет совсем невыносимой, но сегодня мы продолжаем петь все эти летние песенки.

Фонари никак не могут загореться, а все дети — едят первый снег.

Я могу быть там?

Или нет?

Если тебе не хватит всемени на жизнь — заранее находи людей, которых будешь обвинять.

Или снег, который падает слишком медленно и неровно.

Скажи мне имена всех тех немых поэтов.

В поисках свободы — барды, менестрели, актеры, мимы и воры гуляют по облачным крышам.

А что, если это доброе будущее — всего лишь сон старого невыбитого ковра.

Неважно. Сегодня нам просто нравится смотреть на падающий снег.

Ну, я немного поздно. Ага. Увидела у Шута такую штуку. 

«Если бы твоя жизнь была кинофильмом, то какие бы саунтреки в нем были»

Хаха, весело — да? Думаю, если бы моя жизнь была кинофильмом, то это было бы какое-нибудь беспонтовое, бесполезное и скучное кинцо, которое никто и нигде не хочет показывать.

Только где-нибудь ближе к завтрашнему утру, два дурачка, грея пальцы о давно уже холодный кофе, будут сидеть возле дороги и говорить о том, что когда-то все было лучше.

И один дурачок скажет другому.

-Ты просто обязан посмотреть этот фильм. Да. Абсолютное унылое дерьмо для старых придурков-хиппи. Но, боже, какая в этом фильме музыка...

Я — это он; он — это ты; ты — это я.

И мы — вместе.

Посмотри на них — бегут, словно свиньи, уворачиваясь от пуль.  

Посмотри, как они летят..

(John Lennon — I Am The Walrus)

Сегодня все мои воображаемые друзья выстроились в шеренгу и медленно ушли. С каждым днем становится все страшнее. Несколько лишних вещей и ты уже чувствуешь себя обманутым. Я хочу говорить и быть настоящим, но это никому не нужно. Иногда мне кажется, что никто не хочет отвечать на мои вопросы. А иногда мне кажется, что это я не хочу их задавать.

Ты держишь меня за руку. Да. Пора бы уже понять, что это — всего лишь перчатка.

Что мы оставляем позади, кроме проржавевших рельс и засаленных воспомининий? Что мы там забыли? Что?

Возводим стены все выше и выше. Скоро дотянемся до неба. Тебя устроит такая охрана? Пора бы уже догадаться, что побег был не изнутри, а снаружи. 

Я говорю — «Видел ли кто-нибудь поднимающуюся звезду?». Я говорю — «Что будет, если прослушать альбом yes задом наперед?». Я говорю — «Погода сегодня неплохая, не так ли?». Я говорю — «Совсем неплохая». Я говорю — «Мои ботинки — в грязи бессмысленности». Я говорю — «Ты так и не понял?». Я говорю — «Я так рад, что вы у меня есть». Я говорю — «А что, если внутри мы все сияем?». Я говорю — «Вам не кажется, что пора выходить.».  

Не думаешь ли ты, что над тобой просто подшутили? 

Очередной непонятный вечер. Это был фильм о войне, не так ли?

Мне нужно оставаться на месте. Сегодня мне хочется чувствовать себя обесцвеченным.

Я смотрю на ночные улицы и не верю, что это — одна и та же жизнь. 

Подпеваю Моррисону в the Unknown Soldier, и мне хорошо, хорошо, хорошо

Сижу на подоконнике, закутавшись в разукрашенные шторы. Стекло даже холоднее, чем обычно. И, растворившись в перегруженном городе, я спрашиваю - 

Кто мы такие сегодня? 

Мы идем по полю. Ощути красоту нерасказанного дня. В наших руках — рюкзаки, фотоаппараты и немного слепой веры. И где была та невидимая грань? Когда мы были камерой за камерой за камерой.  И мы готовы пережить смерть, пока она не коснется нас. Мы просто идем по полю.

Почувствовать себя совсем незначительным.

Да.

И я вспоминаю сортировку.

Сортировку, которую совершает врач.

Сортировку, которую совершает друг.

Сортировку, которую совершает жизнь.

В конце концов — все зависит только от цвета твоей картонки, я прав?

В конце концов — все теряет свою значительность.

В конце концов — только мертвые увидят конец войны.

And it's all over ...For the unknown soldier 

И что будет, когда наш путь окажется завершенным?

Когда, обернувшись, мы не увидим ничего, что вернуло бы нас назад?

Что тогда случится?

Не знаю.

Возможно когда-нибудь, мы будем пернатыми престарелыми хиппи. Холодные рассветы, длинные ночи и музыка днем. У нас будет свой маленький домишко с яблоней во дворе, прекрасно покрашенной будкой и собакой, которая в нее не вмещается. И, возможно, у тебя будет огород. А у меня — отдельно выделенная грядка для выращивания сорняков. У нас будут сумасшедшие курицы, так удачно попадающие под чужие велосипеды, и петух, чтобы посвящать ему оды. По вечерам, прихватив трость и вставные челюсти, мы ходили бы в соседний двор — воровать сливы. И, пока в мире не потухнет последний рассвет, сидели на холме охрипшими вечерами. 

Я думаю о нем. О месте, куда ведут все в мире извилистые пути.

Я думаю о нем. О месте, выстроенном из всех неудавшихся революций.

Я думаю о доме. На краю света. 

Я думаю о доме восходящего солнца, сгорающем в лучах заката.

Я думаю о доме, в котором никто не живет.

И о доме, в котором живем мы все.

О доме, который я когда-нибудь обязательно найду.

А может и нет.

Бездомные, уставшие и такие нелепые. Мы продолжаем идти.