Наш старый закат на дороге. Когда все маленькие бродяжки святой Терезы тихо вздыхают и читают свои молитвы о быстрых попутках и приключениях, пропахших теплой яичнцей и рассветами над пустынным шоссе. Когда все уставшие странники превращаются в призраков указателей, направляющих бесконечность. Когда m1 e30 тонет в развалившемся солнце, нелепом, ненужном и таком печальном.

И я думаю о большой дороге, которая ведет из везде во всегда. О большой дороге маленьких измученных людей. О вечных паломниках и искателях, взгромоздившихся на поезда. О декабристах, битниках и старичках хиппи. Я думаю о тех, кто дурачился и покуривал под мостом возле дымящегося асфальта. Что с ними стало? Что произошло? Я думаю о том, что время всегда смеется последним. И о старом добром мотиве на фоне кривых придорожных фонарей.

И о чем же вы поете, Ozark Mountain Daredevils? О деревеньке где-то возле Миссури. О доме у долины и тихой, но быстой речонке. О беззаботной чепухе и девчонке из пригорода. О пути туда и пути обратно. О дорогах пыльных и пустынных, дорогах в благословенной тени. Дорогах вверх к звездам и снова вниз, к подножиям гор.

Но, не забывай, дружище, если ты хочешь попасть на небо — надо немного приподнять ад.

Я считаю километровые столбики. В это так трудно поверить. Словно убегая из нового дома. Какое нам дело до того, что завтра так напоминает вчера? Теплый чай согреет уставшие закрываться глаза, леса пронесутся мимо застывшими императорами, старые заправки потонут в тепле 95-ого, а шоссе под колесами проведет нас только к прокопченным маленьким звездам, только к абсолютному безымянному освобождению, только к перегоревшему апельсиновому западу. Солнце, такое же бездомное как и мы, осветит наш путь пилигримма. Воздух окажется холодным, словно зимний рассвет, и только чуточку подогретым фонарными столбами, встречающими наши замерзшие души.

Мы будем грязными и настоящими. Нищими. Патлатыми как бродячие псы. 

И мы вновь будем во власти дороги.