Лестничная площадка. Рыжие разъеденные стены, запах старого заплесневевшего детского мыла и пыли шагов на изжеванных засыревших ковриках. И кто-то из новых соседей, которых я не знаю, выходит покурить. А я сижу у мусоропровода и тушу о него свою палочку от карамельной конфеты. Ну же, тушись, ну же. И Игги Поп орет на всю. У некоторых теперь не получится выговаривать свое собственное имя. У некоторых… fucking alone на заднем плане все еще заставляет подвывать мои бешенные, точно бешенные, легкие. Почему же я кашляю, как туберкулезник? Почему же я разучился вдыхать без свистящих звуков внутри грудной клетки? О, этот каменный осколок в легких, этот глухой кашель, как ненастроенный бас. И да, я стучался в ту дверь. Но разве она была небесной, разве была? И я все же решил загребать жар руками. И я все же смолчал. 

А это ведь всегда была моя обязанность. Говорить, что это за фонари у дороги, которые светят ярче, чем остальные. Моя и Керуака. И вечно на заднем плане играют rolling stones. И вечно Мик Джаггер в своих рваных джинсах тянет Sweet Virginia через стадион и спасибо тебе, Калифорния, за твое вино, ведь «Если вы думаете, что Мик Джаггер никуда не денется и будет рок-звездой в свои 50, то вы весьма и весьма заблуждаетесь.» А небо. Небо состоит из синих журавлей, которые порхают вместе. И «Мой личный штат Айдахо», кто-нибудь еще помнит этот фильм? Кто-то еще помнит? Малыш, говорит, что мы всегда ошибались. Baby, говорит, что музыке нужно немного места. А Мишка улетел-уехал куда-то далеко, к Артюру Рембо, но совсем не туда… И я опять потерян в музыке. И я опять потерян в человеке. И я опять обещал себе выбросить эту коробку. А что это у тебя в руках, прикрыто тканью в полевой цветочек? Что это, эй? И у нас вновь ведется охота на гремучих змей. И я почему-то думаю, что когда я написал это «Джек, почему ты не рассказывал мне раньше, любила ли Мэгги Кэссиди джаз до потери пульса? Может это бы все прояснило.», тогда я проклял и себя, тогда и проклял. А люди говорят мне, ничего нового. А я отвечаю, тут всегда была только музыка. Не больше. Разве ты не знал? Скажи мне, ты что — не знал? 

И мне снится один и тот же сон. Уже третий раз в это лето. Там человек, он ненормальный, он идет слишком быстро, он идет, как будто шатается из стороны в строну. Но это не как лево-право. а как что? Как что-то вроде пора-не пора, море-суша, солнце-ожоги, как Хэндрикс-Клэптон, черт бы его. И на нем моя одежда. На нем мое лицо. И мое «been down so long». И он переходит на бег. А что мне сделать. Я должен бы догнать. Но не могу. Не могу догнать самого себя. Но это ведь сон. А я не могу догнать..

И постоянно слушаю Игги Попа по вечерам в почти пустом темном коридоре у лестницы. Из-за «девочки, которая слушает Игги Попа. В смысле — Игги Попа онли». Ты же знаешь, что я не забыл, да? И на экране «поговорим». И я знаю, что тебе это не нужно. Но все же выдаю полусмешок-полукашель, который складывается в «Да». 

А человек..

Человек наполовину высунулся из окна. Чтобы посмотреть, горит ли еще вывеска музыкального магазина.