And I’s feeling nearly as faded as my jeans. 

Мы не уходим, просто сворачиваем с пути, чтобы отдохнуть.

И Бобби МакГи больше не поет песни, а я не играю.

Он взобрался на пик одиночества и лег, чувствуя с изумлением, что он — у себя дома.

А я вновь проехал все пути, которые вели куда-то на запад.

Сколько времени понадобится, чтобы я посмотрел вверх, чтобы подошел к скале, повисшей над морем?

Сколько времени будет нужно, чтобы он опустил взгляд на холодные сосновые леса и пустынные шоссе?

Неужели не было другого способа? Неужели не было другого смысла?

Кроме как «От угольных шахт Кентукки до Калифорнийского солца».

Можно придумать миллионы смыслов.

Миллионы поэм, ставших домом.

Можно обменять все свои «завтра» на одно единственное «вчера».

Но, возможно, ветер в лицо, нечего терять и вечно убегающая вдаль дорога — все, что нам нужно?

А свобода — всего лишь еще одно красивое слово, значащее, что терять уже нечего.

Я опять пою все песни, которые только знает водитель.

А Бобби МакГи смотрит на оранжевые мандариновые закаты.

Где тот поезд, что увезет нас в Новый Орлеан весной?

Где тот товарняк, который приходит в апреле, чтобы забрать всех уставших?

Кажется, он опаздывает.

Да. Кажется, он снова опаздывает.